Морская радуга.

[zorobin]

Название: Морская радуга
Автор:  Laora
Фандом: One Piece
Пейринг: Зоро/Робин
Категория: гет
Размер: мини, 1981 слово
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс
Краткое содержание: Зоро и Робин до и немножко после Скайпии.

1. Впереди солнце.

Как Нико Робин умудрилась упасть в воду — Зоро до сих пор не понимал. Надо же было дозорным заявиться в такое неподходящее время, когда на «Мерри» никого, кроме него и этой женщины, не было. Луффи и остальные ушли исследовать новый остров, пополнять припасы. Наверное, именно к этому стремились и причалившие к острову дозорные. Хорошо, что их было немного — Зоро бы и один справился, но нет, Нико Робин взялась ему помогать. Кто ее вообще просил.
Конечно, если бы не она, тот напавший сзади дозорный мог нанести достаточно серьезную рану...
Скрипя зубами, Зоро был вынужден признать: эта женщина, которой он изо всех сил стремился не доверять, возможно, спасла ему жизнь.
А потом кто-то из недобитых дозорных ухитрился столкнуть ее в море — и она позволила себе упасть... потому что как раз разбиралась с еще одним дозорным, нацелившимся на незащищенную спину Зоро.
Кто ее вообще просил.
Зоро повторял себе это все непродолжительное время, которое ему понадобилось, чтобы разобраться с оставшимися дозорными — после падения Нико Робин в воду он сам себя поразил. Повторял, пока вытаскивал бессознательную женщину из губительного для нее моря.
А потом он понял, что Нико Робин не дышит. И говорить себе что-либо стало бесполезно — это была его вина, и он не знал, как все исправить.
Чоппера бы сюда, тоскливо подумал Зоро.
«Кажется, она умерла», — подумал Зоро и сам удивился — такой равнодушной была эта мысль. Умерла — и ладно, и все равно, и вообще — все равно, только удивительно красивым кажется ее лицо с нежными лепестками век и губ.
Да. Теперь, пожалуй, он был готов это признать, — что Нико Робин красива.
Сравнение с лепестками пришло помимо его воли: вспомнилось, как цвела сакура по весне в селении, которое он мог бы назвать своим родным. Завораживающая красота, на нее можно смотреть вечно, так же, как и на луну.
Пока не взойдет солнце.
Зоро вздрогнул. Попытался вспомнить, что говорили о том, как делать искусственное дыхание. Вроде бы надо дышать из носа в нос… Или из носа в рот?
Запутавшись и поняв, что не помнит ни черта, Зоро решил ограничиться надавливанием на грудную клетку. Где там она была, эта клетка. Эта… грудь?
Он мог не смотреть. Да. Так определенно было лучше, но не чувствовать он не мог при всем желании — а Нико Робин, возможно, умирала у него на руках.
Только его вина.
Он надавил раз, потом еще и еще. Этого очевидно было недостаточно. Уже собравшись попробовать загадочное дыхание из носа в рот, Зоро нагнулся над ней...
А потом Нико Робин распахнула глаза, в которых отражалось солнце.
С этого все и началось.

2. На северо-запад.

— Шел бы тренироваться под водопадом, что ли, — говорит Санджи.
Робин отводит взгляд от книги и улыбается. Наблюдать за этой командой порой интереснее, чем читать: наблюдать за Ророноа Зоро особенно интересно.
Робин готова признать, что находит его милым, но есть кое-что еще.
Например, водопад.
— Нет его на этом острове, — огрызается Зоро, и Робин говорит:
— Отчего же, есть. На северо-запад отсюда.
У Зоро просветленный вид. Санджи стонет, прижав ладонь ко лбу:
— Ну вот, теперь придется идти с тобой. А я уже предвкушал, как сделаю массаж Нами-сан!
— Я тебя со мной идти не просил.
— Ага, как же! Это само собой разумеется — иначе нам еще полдня придется тебя искать.
— Я все равно собиралась к водопаду, — Робин поднимается, отряхивает брюки из парусины. — Могу проводить.
Санджи принимается возражать, но его отвлекает появившаяся на горизонте Нами. Зоро смотрит на Робин с некоторым сомнением, но в ее надежности как проводника сомнений у него, очевидно, не возникает.
Часовое путешествие через лес приводит к цели. Они останавливаются у подножия водопада, и Робин делает то, что уже давно хотела: ее разгоряченные ступни в босоножках ноют, поэтому она сбрасывает обувь, устраивается на берегу и болтает ногами, опустив их в воду. Неприкрытое блаженство растекается по телу: Робин ловит себя на улыбке.
А усевшегося рядом Зоро — на излишне пристальном взгляде в ее сторону.
Робин давно знает, что значат такие взгляды.
Она протягивает руку, касаясь его лица ладонью, в прикосновении чувствуя его, понимая, словно древние письмена, которые никто, кроме нее, прочитать не способен; для нее это всегда было чрезвычайно важно — осязать. Она — не из тех, кто верит в то, что видит. Скорее Робин готова довериться логике, а факты, подтверждающие ту или иную гипотезу, можно будет найти позже.
То, что сейчас с ней происходит, далеко от логики так же, как то, что происходит с Зоро, а ведь только он в команде, кроме Нами, способен мыслить здраво и последовательно…
Зоро отшатывается от нее со странным выражением лица, которое Робин прочитывает легко, будто начертанные на Понеглифе строки: Зоро не ждал, что она коснется его первой, и не хотел касаться ее сам. Лучше — забыть, вернуться к прежним отношениям, ровным и более тесным, чем иная любовная связь.
Став ближе в физическом плане, можно нарушить близость духовную. Робин понятия не имела, знал об этом Зоро или почувствовал инстинктивно, как в свое время почувствовал в ней что-то до боли знакомое. Он и сам бы не смог объяснить, что, да и Робин не могла. Она и сейчас не может.
Поэтому, не желая все усложнять, Робин поднимается, отходит от Зоро на несколько шагов и начинает раздеваться.
— Я ведь нравлюсь вам, верно? Так сделайте это, — настаивает Робин.
Зоро молчит.
В этот момент его лицо кажется почти детским: на нем застывает непривычная для самоуверенного мечника растерянность. Красивое лицо, по-юношески нежное — обычно этого не видно за наглой ухмылкой или мрачной гримасой.
Робин смотрит, не отводя взгляда. Она тронута.
Мальчик с таким лицом по определению умеет сопереживать: как-то Луффи обмолвился о маленькой девочке, ради которой Зоро бросил оружие, позволил связать себя и, привязанный, двадцать дней простоял на палящем солнце.
Теперь Робин готова в это поверить.
Она не знает, что может ему дать. Кроме своих ночей, кроме протянутых рук, кроме тела, которое желали столь многие, что оно обесценилось в ее собственных глазах.
Скорее всего — ничего.
Это не продлится долго. Странный роман, комедия отношений, и она — не та, не наивная девочка, готовая поверить в сказку, и он — не тот, правильный в общем-то мальчик, постоянно сбивающийся с верного пути.
Это не продлится долго. Вскоре она станет для него обузой, и все закончится. Он не такой, как те, кого она знала до него. Он не скажет — умри. Не скажет — прощай. Не сумеет.
Станет тяготиться ненужными отношениями, будет еще раздраженней, чем прежде, и однажды пропустит единственный удар в бою. Если выживет — начнет винить себя. А возможно, он умрет, и она продолжит жить, пройдя по грани, как проходила много раз до этого.
Оставив за гранью последнюю часть настоящей себя.
Это не продлится долго: она скажет ему первой — прощай.
Нет. Просто уйдет, потому что проститься не сможет.
Это будет красиво. Так же, как его лицо сейчас: в уголках губ — чувство, похожее на чужую боль.
Что она может дать ему, кроме боли? Красота всегда вызывает боль — слишком пронзительна.
Что она может дать, кроме опасности, которая нависает над всей их маленькой командой, пока она с ними?
Что, что, что?
— Не думала, что вы чего-то боитесь, мечник-сан.
Сама того не зная, она, похоже, попала в болевую точку; а он не краснеет, даже когда будто вслепую тянется к ней руками. У него пальцы слишком длинные для мечника: сбитые костяшки.
А еще — с ним хорошо. Лучше, чем она могла бы представить. Ни игр, ни применений способностей фрукта Хана Хана, ни привычных ей утонченных ласк, после которых разучилась чувствовать себя грязной; ни молчаливой покорности. Зоро нетерпелив, но не груб, и ее запястья сжимает не так уж сильно — бережет. В миг, когда он, забывшись, сдавливает руки Робин крепче, чуть ли не до хруста, она не в том состоянии, чтобы это заметить. В ее голове — яркие вспышки забытых чувств. Зоро похож на огонь, думает Робин: сейчас они связаны прочнее некуда — и взглядами, и телами.
«Он — огонь, а я…
Кто я?»
Ей хорошо от этой мысли, пришедшей в опустевшее сознание — спазм рассудка, судорога разума. Ей плохо от этой мысли так же, как хорошо — до тошноты.
Зоро отпускает ее руки, и новое чувство — физическая боль, пробившаяся сквозь заслон противоречивых эмоций, — заставляет Робин понять, что хорошего больше. Ей кажется, что она тает: вот — ее нет, и сердце, раз и навсегда сбившись с привычного ритма, останавливается в груди, а страх, терзавший ее все это время, становится таким горячим, что, кажется, сейчас испарится.
— Эй, ты как? — Зоро отводит руки от ее запястий. Он переживает за нее, более того, выглядит виноватым. Робин не может понять, в чем дело, и только ощутив на лице странную влагу, понимает, что плачет.
«Он — огонь. А я таю.
Таю».
Ей светло от этой мысли; ей тепло, а в голове легко, как никогда. Еще недавно раздираемое сладостно-мучительными вспышками сознание прояснилось, сердце вошло в новый ритм. Фрукт Хана Хана будто специально создан для объятий, думает Робин, опрокидывая Зоро на траву, и спустя секунду уже смеется вместе с ним, такая же голая и счастливая.
У него хороший смех — искренний.
А больше она ни о чем не хочет думать.
…Чуть позже он впервые называет ее по имени.
Она отвечает улыбкой.

3. Ударник.

Зоро не говорит с ней об этом. Он вообще редко с ней говорит — Нико Робин понимает все с полуслова. Она первая такая на его жизненном пути, и Зоро не может сказать, будто доволен этим.
Потому что с полуслова она понимает не только его, но и всех остальных.
Она единственная, кого ему нравится слушать: то, что она рассказывает, всегда нужно и понятно. Ничего лишнего — она такая. Знает, кому что сказать, а от кого отделаться улыбкой и недоуменным взглядом. Выброшенный цветок — не нужно подарков.
Зоро почти жаль чертова эрокока.
Она единственная, помимо капитана, кому он позволяет идти впереди себя; вести.
Она читает даже в постели и странно шутит: запах ее тела сводит Зоро с ума, а иногда она плачет, сама — как замерзшая слеза на дрожащих губах, но в этих слезах больше силы, чем в смертельном ударе.
Зоро вонзает меч в облако у ее головы: на небесном острове все кровати состоят из облаков.
Зоро по-мальчишески улыбается, когда удается поймать нужный ритм: играй он на музыкальных инструментах, как того иногда требует от команды Луффи, — мог бы быть только ударником.

4. Глина и мрамор.

«Ты — глина, обожженная под солнцем, затвердевшая так, что не вылепить под себя; я — мрамор.
Мы оба бьемся — легко».

5. Морская радуга.

Он не успел остановить удар Энеля. Только поддержать падающую Робин — совершенно бесполезный жест.
От нее пахло гарью и запекшейся кровью, но щекотнувшие его руку волосы казались все такими же гладкими — черный шелк.
Ее лицо в обрамлении этих волос — вот что первым делом увидел Зоро, очнувшись.
И ему сразу стало легче. Сил прибавилось, а в душе поселился странный, необъяснимый покой.
До этого Зоро чувствовал такой покой всего несколько раз. Впервые — когда, сжав руку Куины, понял, что не отступится. Не предопределенность, но — судьба. Единственно возможный путь, единственно правильный.
Когда чувствуешь себя так, не боишься умереть.
Когда чувствуешь себя так, знаешь, что не умрешь.
Нико Робин без улыбки смотрела на Зоро, и ему больше не нужно было говорить с ней, чтобы понять ее, чтобы быть понятым.
Потому что они дополняли друг друга не только в разговоре — дело, до знакомства с Робин для Зоро невиданное, — но и в чем-то еще.
Зоро мог умереть, не приди ему на помощь Луффи, и это была бы глупая, бесславная, безнадежная смерть, вполне подходившая излишне доверчивому бретеру.
Робин могла навсегда остаться в королевской гробнице, рядом с древними костями и исчерченными камнями, которые она так ценила, и это была бы смерть предательницы от руки предателя; ничего, заслуживающего уважения.
И Зоро, и Робин выжили.
Луффи вел их к победе. Они верили в это так же, как верили друг в друга, и для этого не требовалось ни слов, ни постоянных подтверждений. Все определяют действия.
Ты сильный, сказала Зоро Робин, не видевшая самого отчаянного в его жизни поступка; я верю в тебя. Я знаю — ты не проиграешь.
Она сказала это, не размыкая губ, но Зоро понял — по ее глазам, в которых можно было прочесть память о прошлых столетиях.
Я знаю — ты победишь.
Позже, спустившись со Скайпии, они впервые увидели морскую радугу, — вместе.

6. Курс к восходу.

— Новый остров, говоришь?.. Может, хоть там это маримо оставит Робин-тян в покое, — безнадежно протянул Санджи.
— Вряд ли, — Усопп с сомнением покачал головой. — Все водоросли очень цепкие. Если пристанут — не отвяжешься.
Санджи посмотрел на Усоппа с неподдельным удивлением.